Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe

Микки и ее английский друг едут на лимузине в лагерь в оккупированном японцами Хонгкеве, где планируют раздать печенье беженцам. Она испытывает "спазм жалости", когда видит женщину в немодной шляпе. "Это была глупая потертая черная соломенная шляпа, сидевшая на жирных каштановых волосах женщины средних лет".

Затем ее подруга замечает сестер Сапиро. Вместо пуховых кроватей в Cathay они, конечно же, спят на самодельных двухъярусных кроватях из бамбука. Чтобы не опозориться, девушки с силой проталкиваются сквозь толпу и убегают в соседнее общежитие. "Я видел их лишь мельком: длинные носы, черные глаза и вьющиеся волосы", - пишет Микки.

Это мрачное произведение, что, вероятно, объясняет, почему оно так и не было опубликовано в New Yorker. Одна строка особенно жестока в своей снисходительности: "Только остатки, бедняки, бездуховные или тупые упрямцы заканчивают долгий и многолюдный путь в шанхайском лагере".

Она повторила не менее жестокое, хотя и более тонкое высказывание сэра Виктора о беженцах. Те, кто добрался до Шанхая, сказал он ей, были

по всей стране. У них не хватило ни мужества, ни мозгов, чтобы выбраться, когда следовало. Они держались как можно дольше. Естественно, они не так симпатичны, как остальные. Это не относится к старикам или совсем молодым родственникам, но если вы посмотрите на молодых людей в этой толпе, то поймете, что я имею в виду.

Сэр Виктор, каковы бы ни были его личные взгляды, оказал беженцам материальную поддержку и даже сел с ними обедать в столовой здания на набережной. И, как сообщал Микки, он взялся за работу по оказанию помощи с энергией и оптимизмом, даже подозревая, что время для его дальневосточной империи уходит.

Непростые отношения Микки с беженцами, несомненно, были связаны с ее растущим чувством экзистенциальной тревоги. У них было больше общего, чем ей хотелось бы признать. Ее мир, как и их, уменьшился. Она поняла, что уже два года не была дальше, чем в паре сотен миль от Шанхая.

Успокоившись, она начала искать свою следующую историю - ту, которая поможет ей покинуть Одинокий остров.

Микки двояко воспринял приезд Джона Гантера в Китай.

С одной стороны, она была рада увидеть своего старого чикагского друга. Впервые они встретились, когда он был репортером газеты Chicago Daily News. Здоровяк, светловолосый крепыш, славившийся своей удивительной памятью, Гюнтер энергично ухаживал за ее старшей сестрой. Когда Хелен отвергла его, Гюнтер бежал в Европу, где благодаря смекалке и упорному труду превратился в известного иностранного корреспондента, не достигнув и двадцати лет. Когда в 1936 году книга "Внутри Европы" была опубликована, она идеально заполнила нишу на рынке. Для американцев, жаждущих узнать о хаосе на континенте, он представлял собой однотомный, 600-страничный обзор основных проблем. Хотя Микки посмеивалась над мужской склонностью Гюнтера делать грандиозные заявления, основанные на самом беглом опыте, она должна была признать, что у него был настоящий талант делать крупные геополитические проблемы понятными широкой публике. Теперь, как она узнала, он собирается сделать то же самое для Востока, путешествуя вместе с женой из Палестины на Филиппины по адресу для исследования Inside Asia.*

"Гантеры", - писала Микки родным весной 1938 года, - "ужасно почти приехали; остановились на время, я думаю, в Ханькоу, где Джон сможет узнать все о Китае и о том, как закончить войну, с его обычной скоростью и точностью, за неделю".

Когда пара прибыла в Шанхай, Микки пригласил их на ужин с Синмаем. Гюнтера позабавило, что один из коллег Синмая был ответственен за публикацию бутлегерского китайского издания "Внутри Европы", которое стоило ему тысячи гонораров.

Гюнтер считал себя одним из самых больших поклонников Микки; в Чикаго он первым предложил ей зарабатывать на жизнь написанием статей для газет. В тот вечер за ужином он утверждал, что она идеально подходит для написания книги, которую с нетерпением ждали нью-йоркские издатели: биографии сестер Сунг, современной династии, чья история, казалось, символизировала борьбу Китая.

В то время Микки согласилась с этим, но в последующие месяцы она позволила себе поддаться оцепенению и отложила эту идею. Затем пришло письмо от ее агента с предложением крупного денежного аванса от "Макмиллана". Вернувшись в Нью-Йорк, немногословный Гюнтер рассказывал людям, что Микки усердно работает над авторизованной биографией сестер Сунг.

По правде говоря, Микки было очень интересно. Сунги были одной из самых известных семей в Китае. Отец, Чарли Сунг, принял христианство еще подростком, после того как его отправили в Бостон помогать в чайном и шелковом магазине дяди. Его хозяева-миссионеры, обрадованные появлением новообращенного китайца, оплатили ему обучение теологии в Университете Вандербильта. Связь Сунга с националистами началась в 1894 году, когда он познакомился с Сунь Ят-сеном на воскресной службе в Шанхае. У этих двух людей было много общего: оба были методистами, оба имели связи с Триадой, и оба выросли в ненависти к маньчжурским правителям Китая. Сун, воспользовавшись Боксерской компенсацией, финансировавшей образование китайских студентов в США, отправил трех своих дочерей в Уэслиан в Джорджии, старейший в мире женский колледж.

Прочный союз семьи с националистами был закреплен, когда - к неудовольствию Чарли Сунга - его вторая дочь Цин-лин вышла замуж за гораздо более старшего Сунь Ятсена, у которого она работала секретарем. Невысокая женщина, предпочитавшая простые черные шелковые платья и не любившая публичного внимания, Цин-лин была сестрой, наиболее сильно склонявшейся к левым взглядам. После смерти мужа в 1925 году "мадам Сунь", как ее называли, стала факелоносцем ранних, идеалистических дней Гоминьдана, когда он обращался за вдохновением к Советской России. Ай-линг, старшая сестра Сун, вышла замуж за банкира Х.Х. Кунга, получившего образование в Йельском университете и ведущего свою родословную от Конфуция. "Мадам Кунг", как ее стали называть, была одержима идеей перевести свои богатства в американские банки. Младшая и самая стильная из сестер, Мей-Линг, была и самой опасливой. Как "мадам Чанг", жена Чан Кайши брала на себя ответственность за военно-воздушные силы Гоминьдана и следила за мелкими правилами Движения за новую жизнь.

Вместе со своим братом, Т.В. Сунгом, получившим образование в Гарварде, который, будучи директором ведущих китайских банков и министром финансов, был экономическим мозгом националистов, сестры Сунг, получившие американское образование, представляли прочные связи Китая с Западом. Их также ценили как оплот против милитаристской клики в Гоминьдане, которая выступала за сотрудничество с японцами. Тот факт, что Чан Кайши под влиянием Мэй Лина стал христианином, повысил его